Фестиваль Kamwa-2014 подарил удивительные встречи. Разговор с Максимом Исаевым – одним из идеологов и основателей русского инженерного театра АХЕ – как раз из разряда удивительных встреч. На первом плане – колоритный Максим, его руки в несмываемых чернилах, его личная и творческая философия, на заднем плане – демонтаж декораций спектакля «Господин Кармен». Получилось не интервью в чистом смысле, а набор фраз и образов, воспоминаний, перспектив. Поток сознания в отдельно взятую единицу времени. Эксклюзивная беседа о разном.
О творческом взаимодействии
Спектакль «Господин Кармен» строится отчасти на противостоянии. Ваше взаимодействие с Павлом Семченко тоже строится на спорах?
В этом году ровно 25 лет исполняется, как мы взаимодействуем (Максим Исаев и Павел Семченко – основатели театра АХЕ – прим. ред.). Всё-таки мы находим какой-то интерес в совместной работе. Отчасти, мне кажется, нам интересно друг с другом, потому что мы очень разные. Один из нас больше через чутьё и сердце, другой больше через ум и какой-то псевдоанализ. В данном конкретном случае мы достаточно удачно дополняем друг друга. У нас за эти 25 лет разные были этапы, мы отдалялись друг от друга, сближались, это естественно, но, тем не менее, продолжает быть интересно. И новые проекты волнуют. Есть какой-то набор тем, образов, какие-то жизненные ситуации, про которые интересно и важно говорить, как мне кажется.
Вы разбираете спектакли после показа?
Да. То есть это не то что, мы сидим и разбираем по сценам. За 25 лет нам достаточно сказать не очень много слов. Вот здесь – да, а вот тут – надо всё-таки дожимать ситуацию. Без анализа невозможно. Он всегда должен быть, чтобы двигаться вперед. Или чтобы, по крайней мере, стоять на месте, отстаивать те плацдармы, которые мы уже заняли.
О том, что волнует
Политика волнует, очень сильно, но мы не выносим её в зону искусства, это такая позиция. Но опять-таки, это лукавство, потому что мы все время декларировали, что мы далеки от политики и что мы её принципиально не касаемся, но, естественно, сейчас такая ситуация, что нужно обозначать свою гражданскую позицию. 2 года тому назад мы с Могучим (Андрей Анатольевич Могучий, режиссер – прим.ред.) в Москве в Театре Наций сделали спектакль, в котором сказали всё, что мы хотели сказать, что мы думаем по этому поводу. Называется «Цирк Амбуланте». В главных ролях Лия Ахеджакова и Альберт Филозов. Там мы прямо, открытым текстом говорим всё то, что мы думаем. Правда, опять-таки, в силу цензуры, которая на нас сейчас надвигается, пришлось изменить место действия. Когда я писал пьесу, действие должно было происходить в Москве, но мы поняли, что никогда в жизни её не выпустим и поэтому действие перенесли в Латинскую Америку, в вымышленную страну.
Такие уловки срабатывают?
Мы же из 80-х годов, из диссидентства, андеграунда, фига в кармане, Эзопов язык. К сожалению, пришли времени Эзопова языка, но, с другой стороны, Эзопов язык дает новые краски для выразительности. Чем больше ограничений, тем больше себе можно напридумывать свободы в этих ограничениях.
А вам хотелось творить в другой стране?
Нет (жестко и уверенно). Мне не хотелось. Нам не хотелось. У нас есть определенная задача, то есть творческая миссия. Мы должны со стороны смотреть на это всё, быть свидетелями и художественно это перерабатывать. И если это плохо, как мы считаем, говорить, что это плохо. Не вилять.
О запретах
В спектакле «Господин Кармен» довольно много курят. Не возникало в последнее время проблем с этим?
Возникало. И в связи с этим мы идем на всякие уловки. Например, когда категорически нельзя курить, мы в бумажки для сигарет заворачиваем дымные палочки и окуриваем благовониями. Дымные палочки разрешены. Всё та же фига в кармане. Это то, к чему мы идем, то, что нас ждёт. Были, например, более анекдотичные ситуации. Однажды мы, лет 10 или 15 назад, выступали в Тегеране, в Иране, и, естественно, худсовет полностью «забанил» наш спектакль, потому что любая жидкость, которая может ассоциироваться с алкоголем, на сцене запрещена. То есть у нас там есть вино, мы говорим: «Ок, мы в бутылку с вином нальем сок». Они говорят: «Нет, всё равно это будет ассоциация с алкоголем». Мы придумываем художественное обоснование, в бутылку из-под шампанского наливаем молоко. И всем понятно, что это молоко, но образ всё равно остается.
Об отношениях с публикой
У нас есть очень разные спектакли. И у нас несколько раз возникало непонимание с публикой, когда публика шла, ожидая, что будет что-то другое. Например, мы выступали во Франции на Русских сезонах в Ницце, и пришли первой или второй, или полуторной волны эмиграции пожилые дамы, которые помнят Набокова. Они думали, раз Русские сезоны, то будет Чехов, как минимум, и тут что-то такое совершенно немыслимое. И от шока обманутых надежд они, конечно, не поняли. Но обычно, если люди идут, понимая, на что они идут, проблем не возникает.
На ваш взгляд, сегодня состоялся спектакль («Господин Кармен» в рамках фестиваля KAMWA)? Обмен с публикой случился?
Да. Да.
О словах
В спектакле нет ни одного слова…
Весь спектакль построен на словах.
Я имею в виду акустически.
Ну а зачем? Всё же понятно.
У вас есть спектакли со словами?
Очень много. У нас есть один спектакль, в котором мы сосчитали все слова, которые мы произносим. Три тысячи 214 слов. Называется «Посмертное собственноручное сочинение Доктора Фауста».
А вы любите разговаривать? Поговорить?
Я – нет. Я люблю помолчать.
То есть к слову вы относитесь, как к сакральному? Лучше молчать, чем говорить?
Есть разные принципы построения слов. Есть слова, как поэзия, притом, во всем мире уже как 60 лет поэзия отказалась от рифмы. В нашей стране поэзия до сих пор ассоциируется с рифмой. Хотя, как мы понимаем, поэзия – это не рифма вовсе.
Телевидение, Интернет и Книги
Мы в течение примерно четырёх лет категорически отказались от любых контактов с телевидением. Мы считаем, что любой контакт с телевидением, это минус 1 в карму. Никаких контактов с телевидением, ни при каких обстоятельствах. Нормального телевидения не существует. Правда, нам сказали, что есть какой-то телеканал Дождь, вот с ними мы поговорим, если они нас спросят.
Интернет у вас в жизни проявлен вообще?
Очень сильно. Да. Иначе откуда же узнавать новости? Естественно, Интернет. Более того, как только появились эти все «i-девайсы», я полностью отказался от бумажной литературы. Я не дотрагиваюсь больше до бумажных книг.
И не хочется книгу потрогать?
Категорически нет. Это атавизм. Представьте: какой-нибудь Эдисон или Тесла, или кто там изобрел лампочки электрические, и все сидят и размышляют: «Чёрт, вот при лучине сейчас бы написать, запах сгоревшего уголька почувствовать, ну как я буду писать под этой дурацкой электрической лампочкой?» А шариковые авторучки – я в школе заполнял чернилами, а потом чернила заканчивались, у кого-то фиолетовые, у кого-то синие, а сейчас – шариковые ручки, маркеры. The same.
Более того, я считаю, что книга, как объект вредна. Именно по той причине, что мы воспринимаем предмет, вместо того, чтобы воспринимать информацию, литературу в виде текста, потока сознания. Он не должен быть привязан к материальному объекту.
Кто вы по образованию?
Я по образованию орнитолог. Моя специализация «Миграция серых гусей из Норвегии… » ну, неважно.
Творческая философия
Мы, на заре своей деятельности сформулировали такую штуку: мы должны нести massage. Это образ жизни и образ нашего существования. Например, мы делаем очень сложную, а иногда и очень простую конструкцию из пустых коробочек. Коробочки бывают разного размера. Они собраны в некую систему. Очень логичную. Но коробочки абсолютно пустые. Чем вы обладаете бОльшим опытом, любопытством, интересом, вниманием, чем вы более прочли книг или просто-напросто рефлексировали, сидя на берегу Камы, тем бОльшее количество вещей вы можете положить в эти пустые коробочки. Спектакль делаете вы, мы вас провоцируем сделать спектакль. Эта этажерка с разными полочками: на одной полочке лежит Проспер Мериме, на другой – наши с Павлом отношения в течение 25 лет, на третьей полочке лежит наша растерянность и явное видение, куда мы катимся, и так далее, и так далее.
Мы же делаем не буквальные вещи, мы делаем невидимое видимым. Это похоже на современную поэзию, но это не поэзия – это театр.
О перспективах
Куда вы дальше поедете?
Сначала мы поедем в Санкт-Петербург, потом в Москву, потом поедем в Любляну, в Словению. У нас плотный график. А потом поедем в Екатеринбург . У нас будет 13 и 14 октября премьера спектакля вместе с театром «Провинциальные танцы». С Таней Багановой мы ставим большую, сложную работу по периодической таблице Менделеева.
О красоте жизни
Сейчас мы готовим такой большой проект, который будет продолжаться долго, как мы решили, до смерти первого из нас. Такой спектакль, который будет собираться каждый раз заново. ТО есть мы хотим сделать набор элементов, сейчас у нас в голове порядка 20 элементов, по 15-20 минут каждый. Основа – это Тибетская Книга мёртвых, «Бардо́ Тодо́л», и мы хотим говорить о величии смерти, о красоте жизни.
А как вы относитесь к смерти?
Вы знаете, мы все умрем. Далай Лама 14-й не так давно сказал прекрасную фразу: «Мы все умрем, поэтому наша задача стать счастливыми здесь и сейчас». Вот мы над этим работаем, несмотря на весь этот треш, который творится вокруг.
Отчаиваться не надо, надо действовать согласно своему плану, понимать, что мы все умрем, и попытаться стать счастливыми.
текст: Елена Антонова
Источник: KAMWA
16 сентября 2014